Сообщения Комс

не трави душу...

Youtube Video

Youtube Video

японочки

Youtube Video

«Сегодняшние старики судорожно пытаются вписаться в эпоху. «Не стареют душой ветераны…» Кому нужны эти души? Секонд-хенд. Старики должны сегодня ходить со счастливыми лицами, чтобы не настораживать молодежь и не провоцировать Думу принять закон о добровольно-принудительной пенсионной эвтаназии».
Александр Ширвиндт
«В промежутках между»

В начале было Слово и Слово было пацана.

сравните блогершу с Амой

Youtube Video

Германия, 30-е годы.
По улице идет еврей. Вдруг рядом с ним останавливается машина, оттуда выходит сам Адольф Гитлер, наставляет на бедного еврея пистолет и приказывает ему:
-- А ну, вставай на четвереньки и ползи (еврей подчиняется)! А теперь ешь вот эту кучу собачьего дерьма (еврей после непродолжительного раздумья решает, что жизнь всё-таки дороже).
Гитлер, глядя на такой спектакль начинает так дико ржать, что роняет пистолет.
Еврей, воспользовавшись ситуацией, тут же подбирает пистолет, наставляет его на Гитлера и заставляет его доесть то, что только что ел он сам. Гитлеру жизнь тоже дорога, и он подчиняется, а еврей быстро запрыгивает в гитлеровский автомобиль и даёт деру от греха подальше. Бросив тачку через несколько кварталов, он возвращается к себе домой и с порога жене:
-- Ханя, золотце, ты ни за что не догадаешься, с кем я только что обедал!

Влюбленная парочка целуется в подъезде поздно вечером. Тут в подъезд заходит хулиган с ножичком:
-- Опаньки, а кто это у нас тут целуется? Значит так, жить хотите? Тогда снимайте штаны и срите!
Влюбленные посмотрели друг на друга, да делать нечего, сели посрали.
-- Посрали? Теперь поменяйтесь местами и ешьте говно!
Парочка переглянулись, и принялись за дело, давясь и еле сдерживая рвоту.
Хулиган посмотрел, поржал и ушел.
После долгого молчания, девушка тихо так говорит:
-- Несмотря на то, что сейчас произошло я все равно тебя люблю....
Парень:
-- Если бы любила, столько бы не насрала!

Кэм:
у носа одна желчь и бессильная злоба на москвичей) опенов может и мало, но турниры есть в январе Шува хочет играть где-то в москве
я давал вам сайт федерации москвы там расписание турниров
Нака сказал бы носу что он поел говна)
это видимо устойчивый фразеологизм сша когда человек говорит гадости )

До сих пор, мурашки по телу, когда это вспоминаю...
В 1996 году я решил уволиться с телевидения.

Это был мой последний рабочий день.

Снимаем мы мужичка, главного повара гостиницы «Дан Панорама», а в соседней комнате, кто-то мычит.

Тут повар прерывается и кричит в стену, — Папа, они тебя все равно снимать не будут!

Мычание прекращается.

Я спрашиваю:
— А зачем ему сниматься, вашему папе?
— Он хочет рассказать о своей жизни, — говорит повар, — Может, сделаете вид? — Так, для блезира поснимайте, чтобы у него давление не поднялось…

— Рабочий день закончился, — отрезает мой оператор Ави и начинает собирать оборудование. (У них, на телевидении, это было железно, 7 часов работы, два обязательных перерыва, и на все «положить». Собственно, поэтому, я и увольнялся, ничего нового там уже нельзя было сделать.)

Стало мне больно, достал я свою камеру-мартышку, и сказал сыну-повару, — Мне торопится некуда. Показывайте папу.

Заходим в полутемную комнату.
На кресле качалке сидит старик и смотрит на меня круглыми глазами.
Повар говорит, — Папа, познакомься, это самый известный режиссер.

— Это было сразу после войны, — начинает старик, еще прежде чем я успеваю сесть… — А это увидят люди? — подозрительно кивает на камеру.

— Обязательно, — говорю, — Это она выглядит, как мартышка. Но это профессиональная камера, дедушка. Говорите!

— Так вот, — говорит старик, — мы ездили по Польше искали сирот. Сам я родился в Польше, в религиозной семье. Так вот, приезжаю я в один монастырь, под Краковом. Проводят меня к настоятелю. Говорю ему, так и так, я из Израиля, ищу детей — сирот, хотим их вернуть на нашу историческую родину.

Он мне говорит, — садитесь, попейте нашего чая травяного.

Сижу, пью чай, а он рассказывает.

— Да, — говорит, — есть у нас еврейские дети… скрывать не буду… Наш монастырь брал детей. Настоятеля соседнего монастыря повесили, когда узнали… я боялся… но когда до дела доходило, не мог отказать. Ну, сами посудите, приходят евреи в монастырь. Тихо, ночью, чтобы никто не видел. Стучат в окно. Открываю. Они заходят, с ними их сынок маленький, еле на ножках стоит. Завернутый в пуховый платок, только глаза видны. Возьмите, говорят, завтра нас увозят. И вижу, как мама ему личико открывает, волосики разглаживает, и целует его, целует, чувствую, как прощается. И знаю я… они не вернутся… Ну, как тут не взять… Беру.

— Спасибо вам огромное, — говорю настоятелю, — вы настоящий праведник!..

А он мне говорит, — и так, бывало по 5−6 за ночь… Идут и идут. Я боюсь. Но беру. И братья в монастыре они все про это знали. И молчали. Ни один не проговорился.

— Спасибо вам, спасибо, — повторяю, — вам и всем братьям монастыря… Спасибо, что сохранили наших детей.
— А теперь вы приехали их забрать, — он продолжает
— Повезу их на родину, — говорю.

А он мне говорит, — а как вы их отличите, детей ваших?
— Что значит, как отличу? — спрашиваю — У вас же списки остались?!
— Нет, — говорит, — Нет никаких списков. Мы никаких списков не составляли. А если бы их нашли, не дай Бог?!
— Послушайте, — говорю, — спасибо за спасение детей, конечно, но я без них не уеду. Покажите мне их. Я их заберу. И все.
— Вы что ж, насильно их заберете?
— Почему насильно, я им все объясню…
— Они ничего не помнят, что вы им объясните?
— Что у них были другие родители, — говорю, — что они наши дети…
— Мы их давно уже считаем нашими! детьми, — говорит.
— Но они наши дети!
— Докажите! — говорит.
— Есть у наших детей, — говорю, — одно отличие…
— Это наши дети! — говорит он жестко. — Никакой проверки я делать не позволю.
И встает.
И я встаю.
И чувствую, что за мной встает весь наш многострадальный народ. И говорю веско, — а ну — ка, ведите меня к детям.

— Хорошо, пойдемте, — говорит он спокойно. — Но на меня не надейтесь. Сами определите, где ваши дети. На глаз.

И приводит он меня в большой зал. В такую огромную спальню.

И вижу я там много — много детей. Белобрысых, чернявых, рыжих, разных… Время вечернее. Ложатся спать. Все дети причесаны, сыты, чистые личики, румянец на щечках… сразу видно, с любовью к ним относятся.

Стоим мы посреди зала, и настоятель говорит мне, — Ну, как вы определите, где ваши дети, а где нет?..

Молчу. Не знаю, что ему ответить.

А он мне говорит, — Если ребенок захочет, мы насильно держать не будем. Обещаю вам. — И продолжает… просит, — Родителей своих они не помнят. Вместо их родителей, — мы. Не мучайте их. Оставьте здесь.

Тут проходит мимо чернявенький, я ему на идише говорю, — как поживаешь, малыш? А он мне по — польски отвечает, — здравствуйте, меня зовут Иржи, я вас не понимаю.

— У всех польские имена, — слышу я голос монаха. — Все говорят только по-польски.
Их дом здесь.

И тут я окончательно понимаю, что ничего сделать не смогу.
Что это насилием будет, если я буду искать их, объяснять, уговаривать… ну даже если я определю кто наши дети… они же не согласятся ехать!..
Надо оставить все, как есть, — думаю. — И уходить.

Вот уже потушили свет. Вот уже все легли.

Поворачиваюсь, чтобы идти…

Смотрю на настоятеля. Он разводит руками.
Думаю, — «Ну не в тюрьме же я их оставляю, им здесь хорошо…»…

И тут… откуда только все берется… впрочем, знаю, откуда!.. Из детства…

Я вдруг спрашиваю настоятеля, — А можно, я им только один вопрос задам?..
— Можно, говорит, задавайте.

И тогда я набираю воздуха в легкие.
И громко, чтобы все слышали, говорю, — «Шма Исраэль Адонай Элоэйну Адонай эхад.» — Слушай, Израиль, Бог наш, Бог един"…

До сих пор, мурашки по телу идут, когда это вспоминаю.

Вспоминаю, как все стихло…
Такая тишины наступила!..
Гробовая тишина!..

И вдруг у окна приподнялись две головки… а потом у двери еще две… и у прохода одна…

Приподнялись и смотрят на меня… Смотрят и смотрят…

И вижу я их глаза, — такие большущие, удивленные…

И тут спускают они ноги на пол.
И вдруг начинают ко мне бежать!..

Как по команде.
Со всех сторон.

Стучат голыми ножками по полу, и бегут.
И так, слету, втыкаются в меня.

А я плачу, не могу сдержать слезы. Обнимаю их, заливаюсь слезами!.. И повторяю все время, — Дети, мои дорогие, вот я приехал, ваш папа! Приехал я забрать вас домой!..

Смолкает старик.
Вижу, как дрожит у него подбородок.

— Не было дома, чтобы не знали мы этой молитвы… — говорит, — Утром и вечером повторяли, — «Слушай Израиль, Бог наш, Бог один…»… жила она в сердце… каждого.

Снова молчит.
Я не прекращаю съемку.
Вижу, это еще не конец.

И действительно… он продолжает.

— Оглядываюсь я, — говорит он, — стоит этот мой настоятель. И так у него голова качается, как у китайского болванчика… и он тоже еле сдерживается, чтобы не завыть.

И дети вдруг, вижу, разворачиваются к нему.
На него смотрят, на меня оглядываются… снова на него… на меня…

И вдруг начинают к нему пятиться…
А я молчу. Сказал себе, что буду молчать. И все!.. Пусть сами решают.

И тут вдруг настоятель говорит, — Дорогие мои дети…
Как я счастлив… — говорит, — что вы возвращаетесь домой.

Они останавливаются.

Вижу, он еле выговаривает слова…

— Все исчезнет, дети мои, — говорит, — вот увидите! Не будет религий, наций, не будет границ… Ничего… Ничего не будет разъединять нас. — Любовь только останется, — говорит.

И вдруг делает к ним шаг, обнимает их… и улыбается! Улыбается!..

— Любовь, — она и есть религия, — говорит. — Вот возлюбим мы ближнего, как самого себя… не меньше — не больше, — возлюбим!.. Как самого себя!.. вот тогда и раскроется нам, что есть только Любовь. Что Он — Любовь, дети мои! Любовь!.. А мы все…- семья… Весь мир, дети мои — … большая семья!..

И замолкает…
Дети стоят, молчат. Я молчу. Все мы молчим…

— А я к вам обязательно приеду… — говорит он. — Обязательно приеду, а как же!.. Вы только не забывайте нас, там, дома.

Потом поворачивается и уходит. Спотыкается у выхода, чуть не падает…

…Так я их и привез сюда, — говорит старик.
Двенадцать мальчиков.
Всех мы воспитали в нашем кибуце.
Я ими очень гордился.

… Трое погибли в 73-м, в войну «Судного Дня». Тяжелая была война. Йоси сгорел в танке на Синае. Арье и Хаим прямым попаданием…

Еще один Яаков поженился на Хане … такая была свадьба веселая… а через три года… в автобусе… в Иерусалиме… это был известный теракт… подорвались.

Настоятель приехать не успел…

После этих слов старик замолчал.
Я понял, что съемка закончена.

…Я уехал из этого дома уже поздним вечером.
Сын-повар приготовил мне такой ужин, какого я в жизни не ел.

Я обещал, что смонтирую очерк и привезу им.

Назавтра была срочная работа, я завершал свое пребывание на телевидении.
Они выжимали из меня последние соки.

Через неделю я решил просмотреть материал.
Вытащил кассету…
Пусто…

Испугался. Стал вертеть туда — сюда, проверил где только можно, даже поехал к своим ребятам операторам… подумал, может у меня что-то с головой.

Одни мне сказали, что забыл включить на запись.
Другие, что может быть кассету заклинило.
Третьи… что эту камеру «JVC» надо выкинуть…

Вообщем, не снялось ничего…

Вечером позвонил повару. Долго готовился к разговору…
Он выслушал меня. Потом сказал, — Знаете, я вам очень благодарен.
Вот тебе раз! — думаю. А он говорит, — за то, что остались, выслушали его…
А потом вдруг говорит, — отец мой сейчас в больнице, похоже, что осталось ему несколько дней жизни. Но он лежит тихий, как ребенок, не стонет, не кричит, улыбается…

---

Прошло много лет с тех пор. Честно говоря, потом я слышал много подобных историй о том, как дети вспоминали молитву. Истории были похожи до мельчайших деталей. Я даже подумал грешным делом, что старик все это придумал…

Но не давал мне покоя настоятель.

— Идеалист, утопист, фантаст, — думал я о нем, — Куда там этому миру до любви!.. А тем более до одной семьи…

Но не отпускали меня его слова.

Пока я не нашел доказательства, что так все и будет.
Пока не встретил Учителя.

(с) Семен Винокур

Вернемся к рубрике "Новые посты пишут те, у кого старые плохие".

16 января 2016.

"Одна контора решила вложить деньги и купила бывший пионерский лагерь, в лесу неподалеку от Выборгской трассы. Накрыли столы, натянули гирлянды, красиво было. В середине вечера я проводил конкурс на лучшую танцевальную пару. Победили Вадим и Наталья, но категорически не согласен был с таким результатом Александр, танцевавший с Ириной. Сначала Александр дал в морду Вадиму прямо на сцене. Да ты охуел, мы лучше танцевали, ответил Вадим и поволок Александра в лес. Александр выразил несогласие. Из леса раздался выстрел. Потом еще один. Потом мы устали их считать, потому что в лес побежали и другие участники конкурса. Не всем же призы достались.

Когда я уже уехал, позвонили организаторы: Ген, тут пиздец, у них у всех пистолеты.

А вы говорите Рамзан Кадыров, Рамзан Кадыров. Он просто честный".

Стоит поп, молится, мол,снизойди, Господи, до мя убогого, дай от милости своей, ибо жил я праведно, не грешил и т.п.
Вдруг разверзаются небеса, оттуда выглядывает сам Бог с четырьмя тузами в руке, из рукава еще два туза торчат, и строго спрашивает:
-- Да? А с монашкой кто вчера прелюбодействовал?
Поп начинает оправдываться:
-- Ну, бес попутал, искусил нечистый…
Бог куда-то в сторону:
-- Люций! Ты этого вчера искушал?
Голос Люцифера:
-- Не-а, вообще первый раз его вижу.
Бог:
-- Та-а-ак. Запишем: пиздел на Князя Тьмы!

«Человек, не испытавший горячего увлечения литературой, поэзией, музыкой, живописью, не прошедший через эту эмоциональную выучку, навсегда останется душевным уродом, как бы ни преуспевал он в науке и технике. При первом же знакомстве с такими людьми я всегда замечаю их страшный изъян — убожество их психики, их «тупосердие» (по выражению Герцена). Невозможно стать истинно культурным человеком, не пережив эстетического восхищения искусством. У того, кто не пережил этих возвышенных чувств, и лицо другое, и самый звук его голоса другой».
Корней Чуковский

Гинеколог заходит в кабинет к другому гинекологу и полушёпотом:
— Коллега, у меня сейчас на кресле пациентка, у нее клитор как дыня...
Тот заинтригованный, идет к нему в кабинет, производит осмотр и говорит первому:
— Клитор, как клитор, ничего особенного!
— А ты лизни...

Евреи обращаются к Богу:
-- Господи, мы уже так давно являемся избранным народом... Нельзя ли нас переизбрать?
-- И кого вы предлагаете взамен?
-- Ну, Господи, ну кого не жалко?!

НВМу

Приходит мужик устраиваться на работу. Его спрашивают:
-- А какая у вас национальность?
-- Точно не могу сказать, так как в моих жилах течет русская, немецкая и еврейская кровь...
-- Таааак... Еврейскую надо бы слить!

Тёмная украинская ночь. В хате спит большая украинская семья.
И тут посреди ночи начинается так -- БУММ! БУММ! БУММ...
Ну естественно вся семья просыпается, и мамаша с печки голосит : "Хто здесь?!"
Молчание...
Мамаша опять: "Хто здесь", -- и потихоньку уже пристраивает в руке кочергу.
Из угла такой басовитый голосочек: "То я, мамо"
-- А, то ты Оксаночка, ну пысай, пысай , моя барбулеточка...

Когда я был молодым, мне повстречалась добрая волшебница, которая предложила мне на выбор хорошую память на всю жизнь или большой член.
Я уже даже и не помню, что я тогда выбрал…