Проза других авторов
-
Рекомендуем и обсуждаем книги.
-
Люблю писать на заказ. Вспомнишь, прослезишься, а тебе за это заплатят. Вот за это, к примеру.
Бывают люди, которым орально не повезло. Мой комроты в 213-й мотострелецкой дивизии Приволжского молодецкого округа имел такой тонкий голос, что иногда хотелось дать ему титю. Крутой офицер, он водил все виды наземного транспорта и стрелял в зернышко яблочка от бедра. Но вместо мощного командирского "Отставить!" он так трагически пищал "Атятять!", что задние товарищи солдаты втыкались носом в спины передних, которые тихо выли, чтобы не ржать.
Бывают люди, которые достигают расцвета даже не в полтинник, а в стольник. Моя прапрабабка Арина дожила до ста трех, а сто отметила как никто. Развела костер. Опалила хорошенько оглобли телеги, запрягла лошадь, растрепала седины и поехала по соседним деревням. Подъехав к богатому дому, голосила и плакала, несчастная старая погорелица, оставшаяся без угла и копеечки. Денег, однако, не брала, а просила налить. Испуганный народ легко наливал. Домой вернулась довольная и усталая, похрапывая в телеге, лошадь животное доброе и надежное, всегда довезет, не то что эти ваши байки и скутеры.
Бывают люди, способные красиво нахлобучить других людей. Двадцать лет назад сидел я в кабинете Геннадия Хазанова в Театре Эстрады, что-то обсуждали, он исполнял тогда множество моих монологов и даже песен. Вдруг секретарь доложил, что на прием просится полковник киргизской армии. Зашел большой полный мужчина, русский, снял шапку и стал жаловаться Хазанову на то, в каком ужасном состоянии находятся БТР его полка, огромная нехватка запчастей, особенно коленвалов, не может ли Хазанов чем-то помочь. Спросил, как меня зовут, стал жаловаться и мне. Видимо, у меня в тот момент одновременно был включен ручник и нажата тормозная педаль, поэтому я просто сидел и охреневал. А Хазанов вникал в просьбы, уточнял, записывал, переспрашивал, тот подробно отвечал, минут семь, не меньше, пока до меня не дошло, что в кабинете два артиста и идиот. Не узнал я Евгения Александровича Моргунова, он был уже старый, они оба это поняли и тут же развели меня, как целку. Умели люди. Я довольно крупный тролль в рунете, мне грозили за насмешки судом боксер Валуев и министр Мединский, сразу трое известных политологов с умными лицами обсуждали мою пародию, приняв ее за реальные слова знаменитого персонажа. Но это все буквы на экране. А вот зайти в мокром полушубке и мгновенно разыграть профессионального юмориста - это мощь. Он два раза пожал мне руку, здороваясь и прощаясь. Через год его не стало. Его руку и эту мощь Артиста я помню так же хорошо, как его роли в фильмах.
И бывают люди, умеющие делать людей из детей. Дядя Вася Безрядин был шахтер с черным указательным пальцем, который хорошо смотрелся, когда он крутил им у седого виска.
-- Каким в жопу летчиком, малой? У мамки у твоей очки на ширину плеч, и у тебя будут, по зрению не пройдешь. Не надо тебе летчиком, их сбивают, они потом по лесу без задних ног ползут, грибы едят, листья, зачем тебе это? Ты вон писателем стань, я тебе говорю, самая выгодная профессия, лучше только жуликом. Ты научись читать, чтобы страницу не моргая, чтобы все слова насмерть знать. Тебе задание дадут, опиши нелегкий труд шахтеров. В малотиражке. Ты сядешь и напишешь, что вот, мол, Безрядин Василий Борисович, потомственный стахановец и патриот своей шахты, превозмогая горных пород, в честь столетнего юбилея в полной темноте наощупь вырубил из угля бюст Ленина. Конный. Я, кстати, могу. И тебя сразу самолетом в Москву, в “Известия”, талант развивать. Сядешь и напишешь, как хорошо живется людям, когда не надо в магазинах в очередях стоять. Потому что все равно нету ни хера. Кроме селедки, дай ей бог здоровья. И тебе сразу отпуск на море и ордер на дачу, разорвись. Будешь себе книжки писать да алименты проводницам платить. А потом про тебя самого напишут. Мол, живет в Перделкино, где старые почетные писатели духовно трудятся, плодовитый самородок Женя, из глубины сибирских руд опа здрасьте. Да меня помянут. Мол, в гроб сходив, благословил. Простой шахтер Василий Безрядин, фронтовик труда, инвалид, одна нога здесь, другая на рельсе в шахте осталась…Мне 53, я сижу в горах на шезлонге черный, пью чай со льдом и совмещаю отдых с работой. То ли так само получилось, то ли ты, дядьВась, вправду мне напророчил. Во всем оказался прав. Кроме одного. В сироп я перо не макнул ни разу и никогда не прославлял ничего. Не мое. Посылать подальше и говорить я учился одновременно, это стало моей профессией. Сейчас такой прогресс, аж уши с башки сдувает. И когда в раю вайфай сделают, я ссылки тебе пошлю, почитаешь.
-
Джером Клапка Джером "Человек, который хотел руководить"
Мне рассказывали — и у меня нет причин не верить этому, так как говорили люди, хорошо его знавшие, — что в возрасте полутора лет он горько плакал оттого, что бабушка не позволяла ему кормить себя с ложечки. А в три с половиной года его выловили чуть живого из бочки с водой, куда он залез, чтобы научить лягушку плавать.
Двумя годами позже он едва не потерял левый глаз, показывая кошке, как нужно перетаскивать ее котят, не причиняя им боли. Приблизительно в эту же пору его сильно ужалила пчела, которую он хотел пересадить с одного цветка, где, как ему казалось, она попусту тратила время, на другой, более богатый медовым соком.
Он жаждал помогать другим. Он мог просидеть целое утро перед старой наседкой, объясняя ей, как нужно высиживать яйца; он охотно отказывался от послеобеденной прогулки за ягодами и оставался дома ради того, чтобы щелкать орехи для своей любимой белки. Не достигнув семи лет, он уже указывал матери, как нужно обращаться с детьми, и упрекал отца в том, что тот его неправильно воспитывает...
по ссылочке там немного
-
Vladimir Guriev
по наводке вадима нестерова зашел на сайт литнет, и это просто срыв башки.
там девушки, которым не хватало нужной литературы, начали сами писать книжки, которые им нужны, и выкладывать их за деньги в диккенсовском, по сути, формате: ты подписываешься на книжку и в реальном времени получаешь продолжения ("проды").
какие там абсолюты, честно говоря, не очень понятно, но у бестселлеров десятки, если не сотни тысяч читателей. читателей, которые платят.
топ-10 по популярности за последний год поделен между тремя авторами, первый — или, точнее, первая — занимает четыре верхних позиции. зовут автора виктория свободина, она написала 17 романов и повестей и один рассказ.
один роман называется "вынужденная помощница для тирана", другой — "диктатор. полное подчинение". это вторая и третья строчка топа.
для того, чтобы читательницам было проще отбирать то, что им нужно, на сервисе есть теги: " служебный роман, властный герой, начальник и подчиненная" (это к вынужденной помощнице) и "очень откровенно, властный герой, девственница" (это к диктатору).
если вы не хотите помогать тирану, даже вынужденно, то для вас есть роман "преданная помощница для кумира" (теги: любовь, начальник и подчиненная, популярный певец) от того же автора.
вообще говоря, властный герой, мягко говоря, пользуется спросом — этот тег используется в каждой книге из топ-10. разве что иногда с вариациями. например, в романе франциски вудворт "замуж второй раз, или ещё посмотрим, кто из нас попал!" не просто властный герой, а "властный герой с тяжёлым характером", а в романе "мой (не)любимый дракон" валерии черновановой властный герой идет в комплекте с неунывающей героиней.
но если про властного героя еще можно было предположить — кстати, шах и мат, феминистки — то следующий популярный тег меня немножко озадачил.
это "отбор невест". он в топе встречается трижды, и я не очень понимаю, что это такое.
еще очень круто, что в рекламных описаниях некоторых книг сразу указывается, что будет хэппи-энд. для краткости он обозначается ХЭ, и я, честно говоря, не сразу понял, что имеется в виду.
ну, т.е. реально чистейшие законы рынка, когда есть четко сформированная потребность, и она удовлетворяется наилучшим способом.
окончательно меня покорил синопсис одной из популярных книг. я немножко вырываю его из контекста, но ни одного слова не изменил.
пунктуация тоже, разумеется, авторская.
"Для Игоря, я лживая лицемерка, обольстившая его отца ради денег. Но, его отца больше нет, а я в бедственном положении."
если вам интересно, о чем эта книга, то у нее всего два тега: "властный герой" и "от ненависти до любви".
про наличие хэппи-энда читателю предполагается подумать самостоятельно.
-
-
Павел Ольховский, "Последняя гимназия"
Не так давно я цитировала отрывок этого произведения и меня не поняли, привожу более развёрнутый фрагмент'Открытие парламента состоялось в невероятно торжественной обстановке… Зал заседания был полон задолго до назначенного времени. Трибуна журналистов и галерея для публики не могли вместить всех желающих.
'Ровно в восемь часов в доме правительства появились министры: кухонный, гардеробный и амбулаторный. Вслед за ними прибыл сам президент, и заседание началось.
'Речь президента была обычно коротка и содержательна.
'Президент говорил о том, что лошадь кушает овес, Волга впадает в Каспийское море, у алжирского бея под самым носом шишка. Потом он даровал шкидцам основы народовластия, при условии, если они не будут бузить, воровать, драться, — а, наоборот, слушаться халдеев и т. д.
'После бурных оваций приступили к выборам президиума, сего высокопочтенного и высокоблагородного учреждения. При баллотировке подавляющим голосом Викниксора на пост председателя был избран лидер волынян-второклассников — человек высокого ума, волчьего аппетита и непередаваемого косноязычия. Секретарем теми же голосами был избран бужанин (первоклассник) Ганский. Этот почтенный деятель был видным литератором своего родимого края. Сочинения его всегда были образцом лаконизма и красноречия. Так 'Слово о Полку Игореве', начинающееся 'Не лепо ли нибяшеть, братья', он перевел 'не лепите и не брешите, братцы', а картину 'Марафонский бег' назвал 'Марафетным бегом'.
'Таковы, в кратких чертах, эти два великих человека, призванные управлять высшим законодательным учреждением Шкиды.
'Речь председателя (история дала ему прозвище 'Балды'), в которой он благодарил за доверие депутатов, была достойна самого Цицерона. Она продолжалась всего пять минут, и им было сказано всего пять слов (включая междометия).
'— Бр-р-р-р-а-атцы! — говорил Балда! — И-й-йя… н-н-н-ничего) ннн-н-н-е-е-э-е-е-з-н-н — … ре-э-6- бя-я-а.
'Здесь эта речь была покрыта бурными аплодисментами, которые постепенно перешли в овацию. Все поднялись с мест и выражали свой восторг бросанием различных предметов (окурки, книги) в сторону председателя скромно вытиравшего пот с треугольного черепа.
'После этого сессии были предложены для обсуждения следующие вопросы:
'1. О починке носков.
'2. Об организации дежурств в уборных на предмет надзора за своевременным спуском воды.
'3. О раздаче носовых платков с меткой (первый сорт).
'4. О раздаче носовых платков без метки (низкий сорт).
'Обсуждение проходило в строго-деловом порядке.
'Как полагается, вставал председатель и вносил предложения:
— 'Г-г-г-бу… н-н-н-бу… м-м-м-бу…
'Затем высказывались за и против, предложение голосовалось. В заключение г-н президент принимал или отвергал его. Конец заседания был омрачен некоторым скандалом. Лидер распущенного Юнкома, г-н Ионин, ворвавшись в зал заседания, с криком 'тутеры' щелкнул председателя по затылку; председатель упал под стол. Личная гвардия г-на президента, состоящая из отборных халдеев, немедленно удалила бунтовщика из залы и дальше — в изолятор. Наконец вопросы все были исчерпаны. Президенту захотелось спать, и парламент разошелся на каникулы…'
Жирным шрифтом выделена произнесённая мною тогда фраза
-
-
Эмиль Сутовский
Чемпионский дух
Этого никогда не было, но могло и произойти.
Как-то, еще в пору своей дружбы с Капабланкой, молодой Алехин сидел с друзьями в уютном кафе "Савой", что на Рождественке. Время было позднее; точнее, это был тот самый час, когда перед сидящим за столом встает мучительная дилемма – возвращаться ли домой пешком по темным закоулкам или дождаться первых петухов и извозчиков.
– Саша, ну расскажи нам какую-нибудь необычную шахматную историю. Только без этих ваших офицеров и лошадей. К примеру, про твоего приятеля Калабанку, – попросила низким, не совсем трезвым голосом Надя Дмитриева. Сестра Володи Дмитриева, сокурсника Алехина, хоть и не интересовалась шахматами, но помнила, что этого то ли кубинца, то ли аргентинца все считали не только шахматным гением, но и весьма привлекательным мужчиной.
– Необычную историю... – тихо пробормотал Алехин и замолчал, точно взвешивая, пускаться ли ему в воспоминания или рассказать очередную байку про знаменитую сигару маэстро Ласкера. Наконец он принял решение, резким движением допил оставшееся в бокале вино и со странной улыбкой, еле слышно (как бы не будучи уверенным в том, что делает) заговорил.
“Ну что ж, я расскажу вам историю, происшедшую во время турнира в Петербурге в девятьсот четырнадцатом. Это был удивительный турнир. Чемпион мира Ласкер и его извечный соперник д-р Тарраш, les jeunes geants Рубинштейн и Капабланка, бессменный чемпион Американских Штатов Фрэнк Маршалл и наш соотечественник Давид Яновский, уже много лет живущий в Париже, прославленные ветераны Блэкберн и Гунсберг, представляющие Британскую корону... – в общем, весь цвет мировых шахмат. И вот мне, тогда еще совсем молодому игроку, удается пробиться в финал. Помню это упоительное чувство - самый конец апреля, весна, мои шахматные мечты, всё, чем я грезил с самого детства, начинает сбываться. Итак, до решающих игр оставалось совсем немного. Я каждый день до полудня отсыпался в своем роскошном номере "Европейской" и понемногу готовился к предстоящим поединкам. И вот в один из таких дней – как сейчас помню, было это 25-го апреля – в моем номере раздался звонок и консьерж сообщил мне, что некий молодой человек, большой любитель шахмат, просит уделить ему несколько минут. "Извольте", – ответил я, и через две-три минуты раздался стук в дверь.***
На пороге стоял молодой человек лет двадцати пяти - двадцати семи, одетый достаточно скромно, но с несомненным вкусом. Он старался выглядеть спокойным, однако руки, теребившие комплект шахмат, принесённый с собой, выдавали волнение.
– Александр Александрович, меня зовут Иван, больше всего на свете я люблю играть в шахматы. Знаю, что Вы сейчас очень заняты, но умоляю Вас – не откажите страждущему, сыграйте со мной. Я болен этой игрой, и в голове у меня даже во сне разыгрываются шахматные партии. Я бросил учебу и целыми днями изучал партии Чигорина, Стейница и Ласкера. Я многому у них научился, но сейчас понимаю, что они допускают очень много ошибок и можно играть лучше, много лучше! "Ещё один сумасшедший", – подумал я. Мне уже не раз доводилось сталкиваться с любителями шахмат, которые, обыграв свою родню и заметив случайную ошибку в партиях Маэстро, почитали себя за grand jouer aux echecs. Я никогда не отказывал таким "страждущим" – с одной стороны, мне всегда хотелось поделиться частичкой своего шахматного мастерства с настоящими поклонниками игры, а с другой – гораздо проще было сыграть одну партию и разбить соперника в несколько минут, нежели находить какие-то нелепые оправдания и отказывать просителю.
– Ну что ж, прошу, – сказал я и пригласил его к столику, где уже стояли расставленные мной накануне фигуры.
– Какими изволите играть? – спросил я, нимало не сомневаясь, что Иван, подобно всем любителям такого рода, возьмет белые в наивной надежде, что право первого хода уравняет его шансы в борьбе с более сильным игроком. Однако гость меня изрядно удивил. Он взял со стола белую и черную пешки, и крепко сжав кулаки, спрятал их за спину.
– Это уж как получится, Александр Александрович, – в глазах Ивана зажглись огоньки. Очевидно, он до последнего сомневался, что я соглашусь с ним сыграть, и лишь старинный ритуал с выбором цвета фигур заставил его поверить в происходящее. Я показал на его правую руку, в которой оказалась черная пешка, и мы сели за доску. Уже первый ход соперника меня несколько удивил. Обычно amateurs двигают пешку от короля. Некоторые уже изрядно поднаторевшие бойцы двигают ферзевую пешку, согласно учению так называемой позиционной школы. Конечно, встречаются и такие бахвалы, которые сразу же выводят коня (причем зачастую на самый край доски, что неминуемо ведет к проигрышу) - единственно дабы показать, что они, дескать, освоили правила и даже знают, как ходит конь. Однако Иван сделал редкий, но весьма солидный ход слоновой пешкой."
Алехин закрыл глаза, словно заново вспоминая перипетии того поединка. Впрочем, он довольно быстро пришел в себя.
– Ну что ж, полагаю, на сегодня достаточно – история длинная, да и дамы, как я вижу, уже заскучали.
– Нет, Саша, продолжай! Нам даже любопытно. Ты так всё это запомнил и столь подробно обо всём рассказываешь – не думаю, что дело банально окончится твоей случайной оплошностью и поражением. Да и до Капабланки мы еще не добрались! – чуть ли не потребовал Володя Дмитриев, сам слывший хорошим игроком в шахматы и в школьные годы игравший чуть ли не на равных с будущим Маэстро Алехиным. Сидящие за столом его поддержали, и Алехин продолжил свой рассказ.***
"Ты прав, Володя. Партию я проиграл. Но проиграл не из-за случайной оплошности. Мой противник буквально не дал мне ни единого шанса – все его маневры были более выверенными, а комбинации глубже просчитаны. Впрочем, тогда я этого ещё не осознал и подумал, что всё дело в неосторожном движении пешки, на которое я беззаботно решился в самом начале партии, не подозревая, что напротив меня сидит достаточно серьезный противник. Не прошло и четверти часа, как положение стало совершенно безнадежным. Признав свое поражение, я сразу же расставил фигуры для новой партии, на этот раз взяв себе белые.
– Надеюсь, не откажете в реванше?
– Милости прошу, – ответил Иван, и вторая партия началась.
На этот раз я играл куда более вдумчиво, и мне удалось получить очень перспективную позицию. Впрочем, Иван и не думал складывать оружие. Он был погружен в позицию, и во время игры его облик, до того ничем не примечательный, совершенно преобразился. Такую концентрацию мысли я видел, пожалуй, лишь у доктора Ласкера – будто вся Вселенная сжалась до размера квадрата восемь на восемь, а мой противник перевоплотился в генерала, ведущего свои войска в бой. Не буду вас утомлять излишними подробностями, скажу лишь, что и вторую партию я проиграл. Я осознавал, что имею дело с виртуозным игроком, и старался изо всех сил, но после полутора часов игры мне всё же пришлось признать своё поражение.
– Ну что ж, Иван, Вы действительно играете очень здорово. Талант у вас незаурядный, это очевидно. Конечно, турнирная партия сильно отличается от подобной игры a tempo , но, если желаете, я дам Вам рекомендательное письмо, сыграете в нескольких всероссийских турнирах и, возможно, вскоре сумеете стать настоящим маэстро.
Иван смотрел на меня со спокойной улыбкой. Он отлично понимал – так же, как это понимал и я, – что он уже играет сильнее меня, а значит и сильнее всех в России. Однако он лишь скромно поблагодарил за высокую оценку его способностей и сказал:
– Александр Александрович, я знаю что Вы дружите с Капабланкой. Мне крайне неловко, но ведь такой шанс выпадает раз в жизни – не соблаговолите ли Вы попросить его сыграть со мной одну партию? Я чуть было не вскипел, а потом решил: "А что, может, и неплохая мысль. Если Хосе его обыграет, то может быть, это остудит пыл Ивана и собьет с него эту чертовскую уверенность в своих силах, ну а если и Капа с ним не справится... что ж, по крайней мере тогда не я один буду чувствовать себя дураком”.
– Хорошо. Будем считать это призом за Вашу победу надо мной. Только возьмите с собой ваши походные шахматы. Мой любезный друг Хосе после вдохновенной победы в Сан Себастьяне в одиннадцатом году решил более не утруждать себя многочасовыми тренировками и полагается исключительно на своё мастерство au naturel и интуицию. Иван удивленно смотрел на меня, не понимая – говорю ли я всерьёз или потешаюсь над ним.
– Я не шучу. Только не думайте, что это хоть как-то улучшит ваши шансы. Хосе и в легких партиях тяжел на руку, – сказал я и попросил консьержа соединить меня с сеньором Капабланкой.***
Через несколько минут мы уже стояли на пороге великолепных апартаментов, которые на время турнира дирекция предоставила кубинцу. Иван с интересом разглядывал Капабланку, того самого легендарного Капабланку, чьи партии вызывали у него наибольшее восхищение, и которого многие прочили в Weltmeister'ы. Вот и в Петербурге кубинец показывал удивительный результат, выиграв предварительный этап
за явным превосходством. Я представил Ивана, весьма лестно отозвавшись о его шахматных способностях. Капабланка снисходительно улыбнулся, очевидно предполагая, что это был стандартный комплимент.
– Vraiment, Capa, il est très bon, сказал я.
Тут в разговор неожиданно вмешался Иван и, довольно грамотно строя французские фразы, на одном дыхании выпалил:
– Господин Капабланка, я мечтаю о встрече с Вами уже несколько лет. Шахматы – это вся моя жизнь. Я думаю о них днём и грежу о них во снах. Прошу Вас, сыграйте со мной!
При этом Иван убедительно потряс комплектом фигур, давая понять, что отговорок в виде отсутствия шахмат он не примет. Капа удивился подобной пылкости, однако, вопреки моим ожиданиям, пригласил нас с Иваном пройти в гостиную.
И вот фигуры расставлены, и Капа царственным жестом предложил сопернику белые. Однако я уже знал, что Иван откажется. Вновь взметнулись руки и зажаты кулаки за спиной. Alea iacta est - белые фигуры достались кубинцу, и партия началась. Капабланка играл легко и очень быстро – впрочем, он и в турнирных поединках в основном полагался на интуицию и доверял своему природному чутью. Иван, соблюдая некий неписанный кодекс, старался не слишком отставать от соперника, столь же быстро и казалось бы непринужденно делая ответные ходы - и лишь побелевшие костяшки пальцев выдавали его волнение. Капа пребывал в прекрасном настроении – он тихонько мурлыкал себе под нос какую-то веселую испанскую песенку и практически не задумываясь, делал ходы на доске. Между тем, ситуация в партии становилась всё более запутанной, и всё более путаными становились мои мысли. Надо сказать, что та радужная безмятежная картина грядущего, которая так ясно вырисовывалась всего несколько часов назад, была очевидно поставлена под угрозу. И надо же этому случиться именно тогда, когда после многих лет упорного труда мне удалось стать Маэстро и в столь решительном турнире опередить всех отечественных игроков. И вдруг такой поворот судьбы – в тот момент, когда я оставил позади себя Нимцовича, Бернштейна и самого Рубинштейна, и мог бы по праву почитаться первым шахматистом во всей Российской Империи, судьба посылает мне новое испытание. Этот человек из ниоткуда, этот чертов самородок, который столь уверенно расправился со мной, а теперь на равных сражается с самим Капой.
Оторвавшись от своих мыслей, я снова взглянул на доску. Казалось, ничего в позиции не изменилось, однако что-то изменилось в Капабланке. Куда-то исчезло его благодушие, а звенящая тишина, наполнившая гостиную, лишь подчеркивала серьезность битвы.***
Капа бился изо всех сил, но мне уже стало ясно, что партию ему не спасти. Казалось бы малозаметная неточность, допущенная кубинцем несколько ходов назад, обернулась решающей ошибкой, которую мастерски использовал Иван. И вот, великий Хосе Рауль Капабланка-и-Граупера, который в десяти партиях сильнейшего турнира современности подарил соперникам какие-то жалкие четыре ничьи, вынужден признать свое поражение. "Невероятно”, – пронеслось у меня в мозгу, и тут же, словно в унисон, кубинец воскликнул: "Unbelievable!"
Без лишних слов соперники расставили фигуры для новой партии. Конечно, Капа был раздосадован, но удивительно, что он даже и не пытался скрыть своего раздражения. Этот светский лев, которого все почитали человеком безукоризненных манер, резко развернул доску – так, что черные фигуры теперь оказались у него, и жестом предложил Ивану начать новую партию. И вновь последовал ход слоновой пешкой, цэ-четыре! На сей раз, Капабланка был подчеркнуто нетороплив и тратил по несколько секунд даже на самые очевидные решения. А уж когда партия вышла из дебюта, противники стали задумываться подолгу над каждым ходом. При этом кубинец сидел ровно, скрестив руки на груди, а его противник, облокотившись на стол, обхватил руками голову, да так, что казалось – ни один лучик света, ни один звук не могут проникнуть сквозь этот кокон. Силясь понять, каким образом Иван, никогда не участвовавший в серьёзных турнирах, умудряется вести игру на столь высоком уровне, я стал анализировать его шахматный стиль. Он, конечно же, не принадлежал к шахматным романтикам, готовым отдать несколько фигур ради призрачной надежды объявить сопернику мат, но в то же время игра его была отнюдь не лишена фантазии. Все его ходы с самого начала казались подчиненными какой-то единой цели, единому замыслу. Наблюдая за партией, я вдруг вспомнил его слова – похоже, он действительно изучил все партии великих мастеров прошлого и не только почерпнул от них самое лучшее, но и добавил что-то своё... Тем временем партия перешла в эндшпиль. Ситуация на доске прояснилась – вновь Иван контролировал ситуацию, а Капа отчаянно боролся за спасение. Я кинул взгляд на кубинца – обычно невозмутимый, на этот раз он явно нервничал. Фигур на доске становилось всё меньше, и стало ясно, что только какой-то удивительный, этюдный вариант может спасти положение".
Алехин прервал свой рассказ, допил винo из уже опустевшей бутылки и прикрыл глаза, как бы вспоминая позицию, стоявшую тогда на доске. Молчание длилось довольно долго, однако никто из сидящих за столом не проронил ни слова – завороженные этой историей, они ожидали развязки. Наконец Алехин пришел в себя, окинул всех присутствующих невидящим взором и продолжил.***
"И тут я увидел этот невероятный ход, конь эф-семь. Если противники продолжат игру самым естественным образом, то через три хода на доске возникнет позиция, в которой у чёрных находится спасение с помощью невероятного перемещения коня на поле эф-семь, подставляясь под все удары. Это был, пожалуй, самый удивительный ход из виденных мной когда-либо. Найдет ли его Капабланка? По его растерянному лицу было видно, что он не видит возможности избежать поражения. Он уже как бы доигрывал партию, смирившись с проигрышем, но не находя в себе сил окончить игру, признав победу противника. И вот, соперники подошли к той самой позиции, и Иван довольно быстро сделал свой ход, позволяющий Капе улизнуть на ничью - надо было только найти этот удивительный ход конём..."
Алехин вновь прервал свой рассказ, и, натужно рассмеявшись, пробормотал:
"В общем, Судьба - не лучший сценарист. Самый авторитетный, но не лучший. И я много раз думал, как бы сложилась жизнь...".
"Саша, ты лучше доскажи, чем всё это окончилось!"
Алехин взял длинную паузу, собираясь с мыслями, и медленно, как бы подбирая слова, продолжил.
"Капа смотрел на доску потускневшим взглядом, и, увы трудно было поверить в то, что на него, практически смирившегося с поражением, вдруг снизойдет озарение. Тем не менее, я очень на это надеялся, буквально затаив дыхание. Знаете, мне приходилось играть немало решительных поединков, когда судьба партии висела на волоске, но никогда моё сердце так отчаянно не колотилось, как тогда. Увы, в тот момент, когда подвернулось это удивительнoe, словно ниспосланнoe свыше, спасение невероятным ходом "конь эф-семь", Капа не обратил на него внимания - oн смотрел на другой участок доски в тщетной, еле тлеющей надежде на чудо. Иван выглядел спокойным - очевидно тоже не видя спасительного хода. Он даже позволил себе вылезти из мыслительного кокона, и сидя ровно, разглядывал роскошную обстановку вокруг. Помню, что это буквально разъярило меня - как этот выскочка изменился за несколько часов, превратившись из смущенного просителя в всесильного игрока. А сам, между тем, не видел хода конь эф-семь, замеченного мной еще полчаса назад! Увы, не видел его и Капа - он поднял глаза и посмотрел на меня, словно вопрошая - неужели это происходит на самом деле? Во взгляде кубинца читались одновременно растерянность и ярость - и я как никто понимал его.***
"Судя по всему, этого задачного спасения Капабланка так и не нашёл?" - спросил Володя Дмитриев, решившийся прервать вновь замолчавшего Алехина.
Алехин покачал головой и прикрыл глаза.
– Капа не нашёл этого удивительного хода. Не нашёл...
– И что же произошло дальше? Чего-то я не припомню ни одного Ивана среди наших сильнейших игроков. А уж ты знаешь, что я не пропускаю ни одного значимого турнира. Неужто после побед над знаменитыми Маэстро он решил завершить карьеру?
Алeхин медлил с ответом. Его аристократически бледное лицо буквально белело в полумраке, чем-то напоминая хрестоматийного графа де Ла Фер.
" Да, действительно, после этого удивительного случая, Иван куда-то пропал. Исчез напрочь, и иногда мне кажется, что будто и не было того сумасшедшего дня".
Внезапно, Алехин резко встал из-за стола, и не прощаясь, вышел в ночную тьму, оставив друзей в недоумении. Они еще долго перешептывались между собой, споря о вероятной развязке таинственной истории, и лишь первые лучи восходящего солнца прервали этот спор.
Пролетели годы. Алехин покинул Россию, не приняв приход большевиков к власти. Поселившись в Париже, он продолжил усердную работу над шахматами и над собой, в конце концов осуществив мечту детства и став чемпионом мира. Для этого ему пришлось одолеть своего давнишнего друга Капабланку, отношения с которым, впрочем, к тому моменту уже были никак не дружескими.
Однако несмотря на осуществление мечты, назвать жизнь Алехина счастливой не решился бы, пожалуй, никто. Неудачи в личной жизни, преследовавшие его, вели к длительным периодам депрессий, а пристрастие к спиртному порой губило самые гениальные замыслы. И всё же шахматы спасали Алехина, все эти годы оставаясь главным, едва ли не единственным смыслом его жизни. Увы, Вторая мировая война окончательно разрушила его судьбу...
Весну 1945-го года Алехин встречал в франкистской Испании.***
Война близилась к концу. Вести о скорой победе союзников давали Алехину надежду на возобновление привычной жизни и возвращение в большие шахматы, но на душе была какая-то опустошённость. Восьмого мая, сидя в уютном мадридском Café Central, он заметил за соседним столиком грузного человека, черты которого ему показались знакомыми. Характерные славянские черты лица, римский нос, сохранивший свою гордую окрыленность, несмотря на груз прожитых лет. Да ведь это...
– Володя? – неуверенно окликнул незнакомца Алехин.
– Саша? Ты?
Друзья детства и юности Саша Алехин и Володя Дмитриев, не видевшиеся четверть века, встретились в далекой и чужой Испании, куда их закинули война и Судьба. Наговориться было невозможно. Столько всего произошло за эти годы! Друзья вспоминали молодость, любимых женщин, пытаясь поделиться всем, что накопилось на душе за эти годы. Но о чем бы они ни говорили, всё возвращалось к одной теме – что же будет теперь, по окончании войны? Двое немолодых людей, вдобавок выглядевшие старше своего возраста, перебивая друг друга, делились воспоминаниями и планами на будущее, и вдруг в кафе, на полной громкости, заглушая всех присутствующих, раздались позывные мадридского радио: "Срочное сообщение. Германское командование подписало акт о капитуляции. Военные действия прекращаются сегодня, восьмого мая, с 23:01 по среднеевропейскому времени". Сидящие в кафе испанцы восприняли это сообщение со смешанными чувствами, а вот Александр и Владимир наполнили рюмки и по-молодецки, одним глотком, осушили их до дна. "Ну, будем!" Беседа продолжилась, и Владимир спросил старого друга, как долго он рассчитывает удерживать шахматную корону.
– Знаешь, Володя, годы, конечно, берут своё, и война меня изрядно подкосила, но вспомни доктора Ласкера - его и в семьдесят обыграть было трудно. Так что, мы еще поборёмся. Eсли я смогу восстановиться и показать свою лучшую игру, то им со мной не сдюжить. Не думаю, что за эти годы в Европе или Америке появился кто-либо, способный обыграть меня в матче. Да и в России, кроме Ботвинника вряд ли кто сможет бросить мне вызов.
– Разве что, если в шахматы вернется твой Иван, – усмехнулся Владимир, вспомнив давний рассказ Алехина о событиях, произошедших в столь далеком теперь четырнадцатом году.
Алехин переменился в лице и еле слышно, одними губами прошептал:
– Не вернется.
Володя вопросительно посмотрел на старого друга.
– Знаешь, сегодня ясный погожий день, такой же, какой был ровно тридцать один год назад, когда Иван возник на пороге моей комнаты в "Европейской".
– Погоди, ты же рассказывал про апрель! – воскликнул Владимир, который запомнил ту удивительную историю до малейших деталей.
– Да, 25 апреля. По старому стилю. Как раз восьмое мая. Так вот, ровно тридцать один год назад шахматы потеряли человека, который был способен стать величайшим игроком в истории. И этот грех лежал на нас с Капой. А нынче на мне одном.***
– Неужели это правда, Саша? Неужели вы с Капабланкой...
– Да, мы убили его.
Помнишь, тогда я оборвал свой рассказ на том, что Капа посмотрел на меня, и я понял, что в следующее мгновение он сдаст партию. Иван тоже считал, что игра фактически закончилась, и он безмятежно разглядывал роскошное убранство поистину царских апартаментов, предоставленных кубинцу - как мне тогда показалось, мысленно примеряя на себя мантию чемпиона мира. Ярость и обида буквально затмили мне разум, и поймав этот отчаянный взгляд Капабланки, я беззвучно прошептал : "Knight F-seven". Капа всё сразу понял, и его лицо, только что искаженное гримасой поражения, разгладилось. Через несколько секунд кубинец спокойно и даже с некоторым шиком передвинул коня на f7. Иван сначалa никак не отреагировал на этот удивительный ход, затем вернулся в свой мыслительный кокон, обхватив руками голову и склонившись над доской. Прошла одна минута, другая, и тут Иван неожиданно отодвинулся от доски, откинулся на спинку стула и, глядя куда-то вверх, стал исступленно что-то шептать. Нет, это были не шахматные варианты. Казалось, Иван проклинает себя, свою Судьбу и само Провидение за то, что уже казалось бы выигранная партия должна закончиться ничьей. Потом он с размаху опустил свои ладони на голову так, что пальцы рук соприкоснулись на макушке, и вновь склонился над доской. Капабланка никак не отреагировал на эту мизансцену. Избежав угрозы поражения, он вновь стал образцовым джентльменом и теперь неподвижно сидел на стуле, ожидая хода белых.
Минут через десять Иван поднял мертвецки бледное лицо от доски и прошептал: – Ничья? Капабланка поблагодарил соперника за интересную партию и начал было говорить лестные слова в адрес Ивана, однако тот, пребывая в поистине сомнамбулическом состоянии, странно изменившимся голосом оборвал кубинца на полуслове: "Не надо. Я всё это знаю сам. И всё же эта игра не для меня. Игра, в которой самые глубокие замыслы могут быть перечеркнуты случайной ошибкой; война, которую можно проиграть одной битвой; жизнь, которая может быть прервана одним нелепым поступком... Нет, господа, благодарю."
Казалось он вот-вот разрыдается, и мы с Капой попытались его утешить, снова заверив Ивана, что он играет замечательно, и что ни одному игроку в истории не удавалось всегда выигрывать...
– Вы ничего не понимаете! Ne sutor ultra crepidam! Ne sutor ultra crepidam! – словно в амоке несколько раз повторил Иван, а потом, глядя сквозь нас, прошагал к выходу. На пороге он еще раз обернулся и воскликнул: "Клянусь всеми святыми, что никогда более не сыграю ни одной партии". Затем перекрестился, резко дернул дверь и вышел из апартаментов. Больше мы его никогда не видели.
– Уф, отлегло от души - Володя Дмитриев облегченно вздохнул, а то я уж грешным делом подумал, что вы на самом деле его...
– Знаешь, Володя, это было бы преступлением, тяжким смертным грехом - но иногда я думаю, что может в этом был бы какой-то особый, чемпионский дух. Да, мне стыдно за такие мысли, но сейчас, когда цена тысяч, миллионов жизней оказалась равна росчерку пера какого-то бравого капрала или генерала...А мы с Капой поступили подло, мелко, и de facto всё равно убили Ивана, потому что для него, как для любого настоящего шахматиста, жизнь без шахмат - это не жизнь.***
– Саша, может не всё так трагично. Может Иван нашёл себе другое призвание. Право, ты напрасно себя обвиняешь в смертном грехе. Лучше скажи, что дальше - как ты собираешься восстановить свою былую мощь? Я ведь помню, как ты крушил всех в начале тридцатых...
– Да, славное было времечко. Даже не верится, что это было со мной. Как будто в другой жизни... Но надо дать последний бой. Знаешь, я вновь почувствовал интерес к шахматам. Не просто как к игре - играть я любил всегда. А изучать их, находить новые возможности. И не поверишь, как это произошло - у меня впервые появился ученик - талантливый мальчонка, испанец. Он уже играет на таком уровне, что с ним интересно разбирать партии - а ведь ему только тринадцать! И, конечно, очень жду настоящего турнира. Соскучился по ним. За эти годы было лишь несколько мелких турнирчиков, и то под немцем. Вспоминать противно.
– А матч?
– Европе сейчас не до матча. В Америке достойного противника пока нет. Так что, остаётся ждать приглашения от Советов. Ботвинник еще перед войной мог успеть, а сейчас уж наверняка.
– Да уж, нелёгкая тебе задачка предстоит. А как он играет, этот Ботвинник? В чём его особая сила?
– Он очень цельный игрок. Многие мастера хорошо обучены, но перед каждым ходом будто решают математическую задачу, а Ботвинник словно заранее создаёт план сражения на много ходов вперёд. Да и в дебюте - кроме стандартных ходов королевской и ферзевой пешками, он с некоторых пор ходит "це-четыре"...
Володя метнул взгляд на старого друга, и тот облегчённо засмеялся.
– А чем чёрт не шутит? Конечно, это была бы удивительная история. Жаль, Капа не дожил.
Друзья, обнявшись, вышли на улицу - и хотя беспросветно тёмная южная ночь уже вступила в свои права, на душе было как-то спокойно и тепло. Начиналась новая, мирная жизнь. -
21 июня 2022
Каганов
Страна ИхтамнетТолько что. Представьте себе ночной поезд Москва-Питер. Модная тихая плацкарта с кабинками-занавесочками. Все спят. Тишина, лишь где-то чуть слышно бубнят двое пьяных. В другом конце шумно ворочается тетка, не может заснуть. Наконец не выдерживает:
— Эй, вы там, заткнитесь! Сколько можно разговаривать, заебали!!!
Наступает гробовая тишина. И после долгой паузы доносится пьяный голос:
— А с чего вы вообще взяли, что это мы?
-
Б. Акунин, "Турецкий Гамбит"
– А в чем ваша-то идея? – резко спросила Варя.
– Извольте, расскажу. – Анвар оперся локтем о стеллаж, на котором лежали мешки с деньгами. – Я вижу спасение не в революции, а в эволюции. Только эволюцию следует выводить на верное направление, ей нужно помогать. Наш девятнадцатый век решает судьбу человечества, в этом я глубоко убежден. Надо помочь силам разума и терпимости взять верх, иначе Землю в скором будущем ждут тяжкие и ненужные потрясения.
– И где же обитают разум и терпимость? Во владениях вашего Абдул-Гамида?
– Нет, конечно. Я имею в виду те страны, где человек понемногу учится уважать себя и других, побеждать не дубиной, а убеждением, поддерживать слабых, терпеть инакомыслящих. Ах, какие многообещающие процессы разворачиваются на западе Европы и в североамериканских Соединенных Штатах! Разумеется, я далек от идеализации. И у них там много грязи, много преступлений, много глупости. Но общий курс верный. Нужно, чтобы мир пошел именно по этому пути, иначе человечество утонет в пучине хаоса и тирании. Светлое пятно на карте планеты пока еще очень мало, но оно быстро расширяется. Надо только уберечь его от натиска тьмы. Идет грандиозная шахматная партия, и в ней я играю за белых.
– А Россия, стало быть, за черных?
– Да. Ваша огромная держава сегодня представляет главную опасность для цивилизации. Своими просторами, своим многочисленным, невежественным населением, своей неповоротливой и агрессивной государственной машиной. Я давно присматриваюсь к России, я выучил язык, я много путешествовал, я читал исторические труды, я изучал ваш государственный механизм, знакомился с вашими вождями. Вы только послушайте душку Мишеля, который метит в новые Бонапарты! Миссия русского народа – взятие Царьграда и объединение славян? Ради чего? Ради того, чтобы Романовы снова диктовали свою волю Европе? Кошмарная перспектива! Вам неприятно это слышать, мадемуазель Барбара, но Россия таит в себе страшную угрозу для цивилизации. В ней бродят дикие, разрушительные силы, которые рано или поздно вырвутся наружу, и тогда миру не поздоровится. Это нестабильная, нелепая страна, впитавшая все худшее от Запада и от Востока. Россию необходимо поставить на место, укоротить ей руки. Это пойдет вам же на пользу, а Европе даст возможность и дальше развиваться в нужном направлении.
-
этот грузин русофоб, несите следующего...
-
ТАГАНРОГСКИЙ ЭТЮД
"...У Абраши была жена – маленькая, плаксивая, вся в черных кудряшках, с жалобным голосом и въедливыми глазами.
– Вы не смотрите, что она маленькая, – говорил мне доверительно Абраша, – а вы смотрите, что она злая, как бешеная кошка. Чем с такой жить, так лучше утопиться в море.
Абраша, правда, не топился, но искал веселых отвлечений на стороне. Однажды я встретил его на лодочной пристани с жеманной волоокой девицей. На ее шляпке качались бархатные красные маки. Девица игриво вертела на плече японский зонтик с изображением купающихся негритянок.
Абраша взял лодку и поехал с девицей кататься по морю. Когда лодка отошла подальше от берега, девица начала подозрительно хохотать и повизгивать.
Лодочник Лагунов, человек суровый и недовольный, сказал, что Абраша Флакс – маклак и бабник и когда-нибудь ему умоют за это его сальную личность. Давать такому человеку лодку для катанья – только поганить море.
Каждый раз, когда мадам Флакс узнавала о новой измене Абраши, в доме подымался неистовый содом.
Прежде всего мадам Флакс выбегала в капоте во двор и кричала трагическим голосом, воздев к небу худые руки:
– Слушайте, честные женщины! Слушайте все! Опять он спутался с этой дрянью, с этой паршивой Люськой! Чтобы мне домой не дойти, если я не убью эту гадюку и сама не отравлюсь кислотой. Дайте мне ее! Дайте!
После этого мадам Флакс бросалась на улицу, очевидно в аптеку за кислотой, а может быть, на поиски Люськи. Сердобольные хозяйки со двора догоняли ее, приводили, рыдающую, домой и наперебой успокаивали:
– Не волнуйтесь так, мадам Флакс, это же разрывает сердце. Пожалейте свои женские нервы! У каждого мужчины есть свои недостатки.
– Приведите мне маму! – рыдала мадам Флакс. – Мою добренькую старенькую маму. С Телеграфного переулка, дом пять! И сестрицу Берту. И тетю Софочку. И моего умненького Боречку. Пусть они судят его страшным судом! И приведите мне его самого, этого негодяя, иначе я не знаю, что я с собой сделаю.
Она начинала кататься по полу, бить ногами и визжать. Женщины охали, метались, поили ее валерьянкой, пока наконец не появлялась суровая тучная старуха с седыми усами – добренькая мама. Она кричала еще из передней громовым хриплым басом:
– Тихо мне! Что это за гармидор и цыганский базар! Вылейте на нее ведро холодной воды!
Мадам Флакс мгновенно затихала и только стонала тоненько, как раненая птица.
– Мне уже обрыдло, – гремела добренькая старенькая мама, – возиться с этой ненормальной дурой! Заткнись, припадочная! На кого ты похожа! На последнюю расхлыстанную Хиврю. Встань, умойся, и чтобы я больше не слышала от тебя ни одного слова, идиотка!
А через час или два во дворе, как раз под окном моей комнаты, собирался семейный суд. Приходили все, в том числе и сестрица Берта с маленьким умненьким Боречкой.
Было необъяснимо и мерзко, что визгливая семейная склока обязательно выносилась на люди, во двор, и обсуждалась при жадном любопытстве соседей.
Во двор вытаскивали круглый стол, покрытый вязаной скатертью, и расшатанные венские стулья. Все рассаживались на стульях вокруг стола. Один только Абраша сидел с убитым видом несколько в стороне, как подсудимый.
Суд начинался не сразу. Ждали раввина. Пока же все молчали, с укором поглядывая на Абрашу.
На суд Абраша всегда являлся в растерзанном виде – в рубашке без воротничка, подтяжках и расшнурованных ботинках. Может быть, он хотел вызвать этим жалость, а может быть, этот вид выражал, по мнению Абраши, раскаяние и заменял древний обычай посыпать голову пеплом.
Потом приходил добродушный старый раввин, сморкался на весь двор, садился в мягкое кресло, долго вытирал клетчатым платком бороду, говорил: «Опять начинаются фигли-мигли», – и происходило разбирательство. Велось оно по-еврейски, но это обстоятельство нисколько не мешало многочисленным русским зрителям переживать все перипетии семейной драмы.
Все кончалось примирением. Раввина уводили угощать в квартиру, и на некоторое время устанавливалась тишина". (К. Паустовский, "Повесть о жизни") -
– Хорошо-с, – поклонился Сирота, обнаруживая знакомство и со словоерсами. – А ожидается ли прибытие госпожи вице-консульши?
Вопрос был сформулирован несколько витиевато, и Эраст Петрович не вмиг уяснил его смысл.
– Нет-нет, я не женат.
Письмоводитель кивнул, как если бы был готов к такому ответу.
– В этом случае могу предложить вам на выбор двух кандидатов… то есть двух кандидаток на место супруги. Одна за триста иен в год, пятнадцати лет, прежде замужем не была, знает сто английских слов. Вторая немолодая, двадцати одного года, дважды была замужем. Рекомендации от прежних мужей превосходные, знает тысячу английских слов и стоит дешевле – двести пятьдесят иен. Вот фотографические карточки.
Эраст Петрович заморгал длинными ресницами, в растерянности оглянулся на консула.
– Всеволод Витальевич, я что-то…
– Сирота предлагает вам выбрать конкубину, – объяснил Доронин, с видом знатока рассматривая снимки, на которых были запечатлены куклоподобные барышни с высокими замысловатыми прическами. – Супругу по контракту.
Титулярный советник наморщил лоб, но все равно не понял.
– Все так делают. Очень удобно для чиновников, моряков и коммерсантов, оторванных от дома. Мало кто вывозит сюда семью. Почти у всех офицеров нашей Тихоокеанской эскадры японские конкубины – здесь или в Нагасаки. Заключается контракт на год или на два, с правом продолжения. За небольшие деньги вы получаете домашний уют, заботу, опять же радости плоти. Вы ведь, как я понял, не любитель борделей? Хм, девушки хорошие, Сирота в этом толк знает. – Доронин постучал пальцем по одному из снимков. – Мой вам совет: берите вот эту, которая постарше. Она уже дважды побывала замужем за иностранцами, не придется воспитывать. Моя Обаяси передо мной жила с французским капитаном и потом с американским серебряным спекулянтом.
Б. Акунин, Алмазная колесница, том 2.
-
Что такое майса?
Ответить на этот вопрос легко и в то же время трудно. Легко – потому что до нас никто не сделал этого. Есть много разных толкований, но одного бесспорного до сих пор нет. (Разве бывает у евреев что-то бесспорное?!) Любое наше толкование майсы не будет противоречить энциклопедическим словарям, где это слово и вовсе не фигурирует.
Слово «майса» до сих пор вызывает снисходительные улыбки ученых мужей. Такое «еврейское счастье» у нее, что этот жанр устного народного творчества до сих не стал в один ряд с легендой, эпосом, былью, о которых написано немало умных книг.
Я приведу разные мнения о том, что такое майса.
«Майса, или сипур хасиди (хасидский рассказ) – история, несущая в себе урок для хасида».
«Майса описывает конкретную, нередко – бытовую ситуацию, в которой раскрывается глубокий и всеобъемлющий смысл».
«Майса – поучительная история с юмором или без него».
Все эти определения правильны, и все они, каждое со своей стороны, рассказывают, что такое майса. И все же, что означает это странное слово? Уверен, даже моя бабушка и ее соседки, каждый день десятки раз произносившие это слово, не знали его происхождения.
Отправимся в небольшое филологическое путешествие. «Маасе» на иврите означает «событие». Слово, трансформируясь, приспосабливаясь к диалектам и говорам восточноевропейских евреев, стало звучать как «майсе». Впрочем, в Молдавии, на юге Украины, и в Одессе, которая дала миру майс ровно столько, сколько все остальное человечество вместе взятое, это слово звучит как «манса».
Майса – это национальный юмор, очень специфический «смех сквозь слезы». О национальном юморе стоит поговорить отдельно. Юмор очень рельефно передает ментальность людей. Если бы соревновался юмор разных народов: американский, ирландский, немецкий, французский, русский, то за еврейский юмор в этих соревнованиях я бы выставил майсу. И уверен, она бы не подвела. В ней сконцентрирован вкус еврейского юмора.
Кстати, о вкусе. Однажды ко мне подошел один художник и задал довольно странный вопрос: «Какого цвета майса?» Я не смог ответить тогда. Да и теперь не могу переложить майсу на цветовую палитру. Но вот какого она вкуса, я могу сказать. Она напоминает кисло-сладкое мясо. Есть такое блюдо в национальной еврейской кухне, где непохожие друг на друга вкусы суммируются и дают неповторимый колорит.
Есть майса о старце, который жил в местечке Шполы. Однажды явился к нему богач, который решил вести праведную жизнь, а потому перешел на черный хлеб и воду. Старец выслушал его и сказал: «Ешь и живи соответственно твоему положению и состоянию». Богач не понял, почему ему дают такой совет, и попросил разъяснений. На что старец сказал: «Если ты будешь есть черный хлеб и запивать его водой, ты подумаешь, что нищие могут есть камни».
-
Что такое еврей? Этот вопрос вовсе не такой странный, каким он может показаться на первый взгляд!
Посмотрим же, что это за особое существо, которого все властители и все народы оскорбляли и притесняли, топтали ногами и преследовали, жгли и топили, и, который назло всему этому, все еще живет и здравствует.
Что такое еврей, которого никогда не удавалось сманить никакими соблазнами в мире, которые его притеснители и гонители предлагали ему, лишь бы он отрекся от своей религии и отказался от веры отцов.
Еврей – это святое существо, которое добыло с неба вечный огонь и просветило им землю и живущих на ней.
Он - родник и источник, из которого все остальные народы почерпнули свои религии и веры.
Еврей - первооткрыватель культуры. Испокон веков невежество было невозможно на Святой Земле – еще в большей мере, чем нынче даже в цивилизованной Европе.
Больше того; в те дикие времена, когда жизнь и смерть человека не ставили ни во что, рабби Акива высказался против смертной казни, которая считается ныне вполне допустимым наказанием в самых культурных странах.
Еврей – первооткрыватель свободы. Даже в те первобытные времена, когда народ делился на два класса, на господ и рабов, Моисеево учение запрещало держать человека в рабстве более шести лет.
Еврей – символ гражданской и религиозной терпимости. «Люби пришельца, предписывал Моисей, – ибо сам был пришельцем в стране Египетской».
Эти слова были сказаны в те далекие варварские дни, когда среди народов было общепринято порабощать друг друга.
В деле веротерпимости еврейская религия далека не только от того, чтобы вербовать приверженцев, а напротив – Талмуд предписывает, что если нееврей хочет перейти в еврейскую веру, то должно разъяснить ему, как тяжело быть евреем, и что праведники других религий тоже унаследуют царство небесное. Еврей – символ вечности.
Он, которого ни резни, ни пытки не смогли уничтожить; ни огонь, ни меч цивилизации не смогли стереть с лица земли,
он, который первым возвестил слова Господа,
он, который так долго хранил пророчество и передал его всему остальному человечеству; такой народ не может исчезнуть.
Еврей вечен, он – олицетворение вечности.
Лев Толстой, 1891 -
Есть другая теория, согласно которой еврейские верования заразили человечество коллективным неврозом, чувством вины и страхом, в то время как эллинская греческая культура и культ Диониса учили людей радоваться и наслаждаться жизнью)
Во всем виноваты евреи. Это их Бог нас всех сотворил. (с) Станислав Ежи Лец -
Ежи Лец про чувство вины и про то, чтобы не чувствовать себя жертвой, сказал: "Не дай чужому волнению взять тебя за горло"
https://zugzwang.club/post/10564 -
литература 2014
Youtube Video -
СКРИПКА ЯКУБОВИЧА
Лев Абрамович смотрел футбол. Кроме футбола Лев Абрамович иногда смотрел новости. Внимательно выслушав новость о том, что на полях Кировоградской области был собран рекордный урожай кукурузы, он непременно вздыхал и говорил:
— Кукурузу они собрали. Кусен тухес.
Потом он откладывал ножницы в сторону, брал со столика пульверизатор и, нажимая резиновую грушу, брызгал «Шипром» на довольного клиента.
Клиент благодарил, платил тридцать копеек и уходил.
А Лев Абрамович, приволакивая ногу, ковылял к дверям, где торжественно говорил:
— И шо? Долго я буду ждать? Следующий!
Если следующего не было, Лев Абрамович опускался в кресло и смотрел телевизор.
Так было и в этот раз. Лев Абрамович смотрел футбол.
— Здравствуйте, Лев Абрамович!- сказал я.
— Здравствуйте, деточка- ответил тот.
— Я к вам стричься- сообщил я.
— Деточка, вы так сообщили мне эту новость, что я попытался вспомнить хотя бы раз, чтобы вы приходили сюда ради что-то другое. Идите садитесь в кресло, не делайте мне больные нервы.
— Мне под канадку- сказал я уже из кресла.
— Я знаю. Вы продолжаете думать, что Лев Абрамович такой старый поц, что таки забыл, как он стрижет своих клиентов?
— Да я не хотел ничего такого..
— Ну, если не хотели, так и не хотите.
В это время в телевизоре забили гол. Трибуны зашумели.
Лев Абрамович пожал плечами:
— Можно подумать, что они ждали чего-то другого. Меня уже кто-то удивит сегодня или этот день закончится скучно, как Пленум ЦК КПСС? Это же немцы.
— Лев Абрамович, могу ли я у вас спросить?
— Что?
— Вопрос…
— Деточка, вы не прекращаете портить мне это день. Я понимаю, что вопрос. Вы таки удивитесь, но спросить можно исключительно вопрос. Я имею в виду, о чем вы хотите меня спросить?
— Почему вы так уверены, что победят немцы?
— А кто?
— Вообще-то они с нашими играют.
— Деточка, если вы думаете, что я люблю немцев, то сами понимаете, насколько ваши предположения глупы. Я перестал их любить еще под Корсунью, где меня откопали и отправили в госпиталь с покалеченной ногой. Партия меня за это наградила медалью «За Отвагу». Хотя в чем была моя отвага? В том, что меня откопали? Так я вам скажу одну вещь. Там было много тех, до кого лопаты не добрались. И медали им не дали.
— Вообще-то я про футбол…
— Я тоже про футбол, деточка. Так вот, когда я вернулся домой в Сухиничи, то меня никто там не ждал кроме соседки Тимофеевой, которая сохранила наш кухонный стол и панцирную кровать. Остальное сгорело. В том числе моя Фира и маленький сын. Их сожгли, чтобы ты себе не думал, немцы. Как вы думаете, могу я любить этих немцев, чтоб у них кадухес повылазил?
— Лев Абрамович, но я имел в виду игру…
— А я вам про что? И я тебе про игру. Вот, сами видите, немцы забили. У меня до войны был сосед Мойша Якубович, так вот он был тот еще гоцн-поцн. Он переругался со всеми в округе, включая меня. Сварливее и поцеватей этого Якубовича никто никогда не видел. Когда он шел по улице, даже его родной брат Янкель плевал ему в след. Но если бы вы слышали, как он играет на скрипке. За эту скрипку можно было простить все. И ему прощали.
— А футбол?…
— Деточка, вы дадите мне договорить? Никакого уважения к кавалеру медали «За Отвагу»! А футбол тут вот к чему. Немцы играют очень красиво. Вот причем тут футбол, деточка.
— И вы им тоже можете все простить?
— Мойша Якубович, конечно, был ужасным человеком, деточка. Но его тоже расстреляли вместе с еще десятком евреев прямо у синагоги. Причем немцы. Как вы думаете могу ли я простить им Фиру, моего маленького сына и скрипку Мойши Якубовича? Нет, конечно. Но играют они красиво. Всё. Вас освежить?
— Да
Лев Абрамович взял пульверизатор, нажал несколько раз на резиновую грушу и обдал меня «Шипром».
Встав с кресла, я расплатился и попрощавшись, направился к выходу.
— Давид!- сказал мне вслед Лев Абрамович. Я обернулся и вопросительно посмотрел на него.
— Моего маленького сына звали Давид.
Лев Абрамович тяжело опустился на кресло.
— Всё, идите, сейчас новости начнутся. Про кукурузу.
— Какую кукурузу?
— Всё, деточка, не мешайте…
Я улыбнулся и вышел на улицу.(с) Александр Гутин
-
-
Лев Толстой скептически относился к своим романам, в том числе к «Войне и миру».
В 1871 году он отправил Фету письмо: «Как я счастлив... что писать дребедени многословной вроде «Войны» я больше никогда не стану».
А запись в его дневнике в 1908 году гласит: «Люди любят меня за те пустяки — «Война и мир» и т. п., которые им кажутся очень важными».
Нестеров Михаил Васильевич «Л.Н. Толстой на фоне пруда»
-
Скромничал Лев, напрашивался на комплименты)
-
Зеркало русской Революции )))
-
Буквально от сердца отрываем сокровище всех сокровищ для книжных червей: нейросеть, которая поможет с выбором книги.Бот работает на базе искусственного интеллекта, всё что ему нужно – 3 ваши любимые книги, и вуаля. Ловите рекомендацию, что вам точно зайдёт.
Затестить можно тут (https://www.librarian-ai.com/)
-
22 апреля.
Чувствую потребность учиться, учиться и учиться.Лев Толстой, дневники
1856 г.
