Проза других авторов
-
Бернард Шоу так писал о своем опыте посещения гадалки:
«Стоило гадалке мельком взглянуть на мою ладонь, как она тут же пересказала мне мою жизнь во всех подробностях. По всей видимости, ей было известно такое, о чем я никогда никому не рассказывал. Спустя несколько дней в беседе с приятелем
(Уильямом Арчером) я обмолвился, что увлекся хиромантией. Он тут же протянул мне свою руку и потребовал, чтобы я пересказал ему какой-нибудь эпизод из его жизни, который произошел до нашего знакомства. И тогда я повторил ему слово в слово все то, что гадалка говорила мне.
Удивился он не меньше, чем в свое время я. Ведь нам всегда казалось, что жизненный путь каждого из нас неповторим, тогда как в действительности на 99 процентов наши биографии совпадали, а об одном проценте гадалка как раз и умолчала?» -
19 сентября 1833 года Александр Пушкин отправил жене Наталье в Москву письмо, из которого мы узнали новую для себя пословицу (разумеется, не про гуж):
Что, женка? скучно тебе? мне тоска без тебя. Кабы не стыдно было, воротился бы прямо к тебе, ни строчки не написав. Да нельзя, мой ангел. Взялся за гуж, не говори, что не дюж — то есть: уехал писать, так пиши же роман за романом, поэму за поэмой. А уж чувствую, что дурь на меня находит, — я и в коляске сочиняю, что ж будет в постеле? Одно меня сокрушает: человек мой. Вообрази себе тон московского канцеляриста, глуп, говорлив, через день пьян, ест мои холодные дорожные рябчики, пьет мою мадеру, портит мои книги и по станциям называет меня то графом, то генералом. Бесит меня, да и только. Свет-то мой Ипполит!
Кстати о хамовом племени: как ты ладишь своим домом? боюсь, людей у тебя мало; не наймешь ли ты кого? На женщин надеюсь, но с мужчинами как тебе ладить? Все это меня беспокоит — я мнителен, как отец мой. Не говорю уж о детях. Дай бог им здоровья — и тебе, женка.
Как я хорошо веду себя! как ты была бы мной довольна! за барышнями не ухаживаю, смотрительшей не щиплю, с калмычками не кокетничаю — и на днях отказался от башкирки, несмотря на любопытство, очень простительное путешественнику. Знаешь ли ты, что есть пословица: на чужой сторонке и старушка божий дар. То-то, женка. Бери с меня пример. -
@bulldozer высокие отношения, жена должна была ответить "тоже верна тебе Сашенька, акромя царя никому не даю".
-
Ещё с советского времени сложилась у нас с друзьями традиция: если праздник завтра, то отмечать его мы начинаем сегодня с обеда. И на следующее утро не можем вспомнить, а по какому, собственно, поводу гулянка то разгорелась?
Так давайте, пока не начали разливать, вспомним.Отмечаемое сегодня завтрашнее событие произошло в Нижнем Новгороде в 1612 году. Сидели за столом два горожанина — один мясником был, а другой отставным военным. Сидели, выпивали и разговаривали, как обычно, про политику.
А разговоры про политику на Руси завсегда сводились к одному: "Что ж они, суки, там в кремле вытворяют?!"Тема интересовала многих и вокруг стола скоро организовалась целая толпа. У некоторых возникло сомнение, а обладает ли засевшая за кремлёвской стеной братва легитимностью?
Тут кто-то по пьяни и произнёс: "Доколе?!"Мужики с ноги на ногу попереминались и согласились: "А действительно, бл..., доколе?" Ну, в общем, страсти накалились, мужики ополчились и двинули на Москву самозванцев из кремля выгонять. И выгнали!
В те времена на Руси мужики крутые были. -
Одна девочка в лес пошла. Дома сказала, что за грибами и ягодами, а на самом деле ей надо было схрон с оружием проверить. Ну вот, идёт она , идёт, и начинает понимать, что её ходьба бесцельна, как все реформы образования, начиная со Столыпина, потому что процесс налицо , а под кустом малины дохлый ёжик третий раз попадается. Не может на одном акре леса быть столько идентичных дохлых ёжиков, разве только они тройня и договорились. Кричать ау не вариант, потому что лес глухой, а односельчане девочки еще глуше были с тех пор, как у них в селе установили испытательный полигон кувалд и дрелей. В общем, она немного побегала туда -сюда, и по теории вероятности нашла избушку.
_ Избушка, избушка, а повернись ко мне передом , сказала девочка, а избушка отвечает:
_С уяли. К тебе вся жизнь задом повернулась, а мне какой резон против течения плыть?
_ Ладно, -сказала девочка, обошла избушку и вошла в дверь. Но осадочек остался.
Глядит одна девочка, а в избушке и сени , и столовая, и спальня, и всюду мебель трех размеров, большого , среднего и маленького, и посуда , и бельё постельное в той же ростовке, и даже в уборной три унитаза. Стало ей ясно, что и тут от чокнутых перфекционистов не избавиться. Но ей в избушке понравилось, потому что в сенях она приметила самогонный аппарат, а это что-нибудь да значило.
На столе каша стояла, девочка её есть стала и нашла в каше мухомор.
Но девочку это не огорчило, наоборот, она стала по полу ползать, шипеть, плеваться и головой вертеть, как Бенедикт Камбербетч в роли Смауга.Она бы и до Горлума добралась , но тут в комнату кто-то вошёл и сказал:
_Батюшки- светы, чисто всю кашу выжрали. Никак опять налоговая.
И над девочкой склонились три антропоморфных медведя в национальной одежде среднерусской полосы. Девочка сообразила, что мухомор тут ни причем и побежала со страшной силой , да в окно, да в лес, и тут по теории вероятности она на свой оружейный склад и наткнулась.
Но ни один медведь не пострадал, потому что девочка добрая была, и медведи добрые были, она им базуку и калашников подарила, от браконьеров защищаться. А потом к ней на вертолёте прилетел Брюс Уиллис с тремя частями " Крепкого орешка" и рефрижератором пломбира.
И в родное село ее отвёз. И все жили долго и счастливо.
Но к избушке девочка вернулась и спалила её на хрен. Потому что осадочек, осадочек-то остался.
(с) Лёка Ветер -
По наводке Фурсова начал читать книги Олега Маркеева (Фурсов отзывался об этом авторе с восхищением). Сейчас читаю "Угроза вторжения", неплохой, скажем так, мистический боевичок, действие происходит в 90-е годы. В книге затронуты многие реальные события того времени.
-
«Когда тебе 53, и в метро ты вдруг встречаешься взглядом с нестерпимо хорошенькой дамой лет 25–ти, в душе и организме образуются две взаимоисключающие волны: удочерить на месте и подкатить. Вставая сегодня утром с кровати, ты сделал не два движения, а двенадцать, пять из которых принесли боль, а одно испортило воздух.
Поэтому, как воспитанный реалист ты мгновенно переключаешь свет своих очей с дальнего, который видит сквозь свитер, на ближний, пригодный для ориентирования среди бесполых и престарелых. И с достоинством отводишь в сторону очки с колотящимися о линзы глазами.
Но успеваешь заметить. Что пронзительная красота тоже тебя увидела.
И поправила прическу, легкую пепельную бурю над огненными губами такой формы, что Анджелина забросала бы весь угол окурками.
Из богатого книжного и кое–какого своего опыта ты знаешь, что этот жест — невольная реакция женщины на привлекательного самца.
И на мгновение мертворождается надежда.
Что ты и она чисто теоретически могли бы механически так возвратно–поступательно дополнить друг друга, что постучали бы не только снизу, но и через этаж.
Краткое видение вызывает обильное потоотделение.
Это защитная реакция лысины, чтобы кепочка прилипла, не слетела, и она не поняла, что ты — прекрасно помнящий Брежнева пожилоид.
Есть ракурс, под которым ты выглядишь моложе, все дело в этом.
Есть время года, когда бес пытается выломать ребра клетки.
Весна.
Когда веснуется все живое, а все еле живое начинает хлопать себя по складкам в поисках пестиков и тычинок.»
Евгений Шестаков -
Рецензии Владимира Набокова на признанные литературные шедевры.
О «Мертвых душах» Николая Гоголя:
«Искать в «Мертвых душах» подлинную русскую действительность так же бесполезно, как и представлять себе Данию на основе частного происшествия в туманном Эльсиноре. А уж если речь зашла о «фактах», то откуда Гоголю было приобрести знание русской провинции? Восемь часов в подольском трактире, неделя в Курске, да то, что мелькало за окном почтовой кареты, да воспоминания о чисто украинском детстве в Миргороде, Нежине и Полтаве? Но все эти города лежат далеко от маршрута Чичикова».
О «Войне и мире» Льва Толстого:
«Роман длинноват; это разухабистый исторический роман, написанный для того аморфного и безвольного существа, который называется „рядовым читателем”, но в основном он адресован юному читателю. Он совершенно не удовлетворяет меня как художественное произведение. Я не получаю никакого удовольствия от его громоздких идей, от дидактических отступлений, от искусственных совпадений, когда невозмутимый князь Андрей становится очевидцем какого-нибудь исторического момента или когда Толстой делает сноску, ссылаясь на источник, к которому он не счел нужным подойти осмысленно».
О «Преступлении и наказании» Федора Достоевского:
«Это ужасающая тягомотина. Раскольников неизвестно почему убивает старуху-процентщицу и ее сестру. Справедливость в образе неумолимого следователя медленно подбирается к нему и в конце концов заставляет его публично сознаться в содеянном, а потом любовь благородной проститутки приводит его к духовному возрождению, что в 1866 году, когда книга была написана, не казалось столь невероятно пошлым, как теперь, когда просвещенный читатель не склонен обольщаться относительно благородных проституток. Однако трудность моя состоит в том, что не все читатели, к которым я сейчас обращаюсь, достаточно просвещенные люди. Я бы сказал, что добрая треть из них не отличает настоящую литературу от псевдолитературы, и им-то Достоевский, конечно, покажется интереснее и художественнее, чем всякая дребедень вроде американских исторических романов или вещицы с непритязательным названием „Отныне и вовек” и тому подобный вздор».
О романе «Дон Кихот» Мигеля де Сервантеса:
„Дон Кихот” был назван величайшим из романов. Это, конечно, чушь. На самом деле он даже не входит в число величайших мировых романов, но его герой, чей образ был гениальной удачей Сервантеса, так чудесно маячит на литературном горизонте каланчою на кляче, что книга не умирает и не умрет из-за одной только живучести, которую Сервантес привил главному герою лоскутной, бессвязной истории, спасенной от распада лишь изумительным инстинктом автора, всегда готового рассказать еще одну историю из жизни Дон Кихота, причем в нужную минуту».
О «Докторе Живаго» Бориса Пастернака:
«Я глубоко сочувствую тяжкой судьбе Пастернака в полицейском государстве, но ни вульгарный стиль „Живаго”, ни философия, ищущая пристанище в болезненно слащавом христианстве, не в силах превратить это сочувствие в энтузиазм собрата по ремеслу». Книга получилась жалкая, топорная, тривиальная, мелодраматическая, с банальными ситуациями, сладострастными адвокатами, неправдоподобными барышнями и банальными совпадениями». -
@комс забавно, что я читал рассказ Набокова "Терра инкогнита" и тоже могу нелестно высказаться о нем, просто графомания, автор хотел писать, но сюжета толкового так и не мог придумать, но писать очень хотелось....
-
Набоков рецензировал в духе ЦЦ ))